Фэндом: "Сумерки" - фильмы и романы
Автор: K'Элайр (альтер-эго Freaky Fredа)
Бета, гамма: Не будем о больном
Тип: Джен
Жанр: Вампиры
Персонажи: Аро, Наут (почти мой персонаж), Карлайл, Дидима (в воспоминаниях Аро), Ксейвр (мой персонаж), Маркус, Кайус
Рейтинг: G
Посвящение: Милллая Элллизабет, твоя идея вдохновила меня, а я нуждалась во вдохновении, очень нуждалась!
Размер: Мини (3253 слова)
Саммари: Однажды талант одного вампира из клана Вольтури сыграл с ним жестокую шутку. Случилось это в те далёкие времена, когда в Вольтерре жил Карлайл Каллен - и не без участия последнего.
От автора: Написано по заявке Эли Ангст: ficbook.net/requests/27622.
Публикация на других ресурсах: Где угодно, но пришлите, пожалуйста, ссылку.
Вдохновиться?
~~~
- Отдай её Маркусу, молю! – её рука тянется к нему с заколкой в виде камелии.
Аро берёт украшение из её рук, невзначай касаясь пальцев. Её мысли проникают в него, такие наивные… Во что только не поверит тот, кто почувствовал приближение смертного часа.
~~~
Спустя столетия он будет вспоминать и этот день, и многие другие. Он по привычке будет вертеть в руках заколку, то и дело возвращаясь мыслями к Дидиме.
На этой камелии изображен её профиль. Очень многие люди работали на клан, создавали безделушки для старейшин, их жён и подданных. Они так цеплялись за свои таланты, придавали такое значение своим поделкам. Нет, безусловно Аро ценил прекрасные вещи, но излишняя мелочность смертных творцов была ему смешна.
Впрочем, были среди его мастеров и вампиры. Говоря об этих искусниках, прежде всего стоит вспомнить вампира фландрийского происхождения по имени Наут. Наут обладал двумя талантами – человеческим, вполне обычным, и вампирским, очень полезным для всего клана. Вдохновенный Вдохновитель, он мог служить и жить долгие века, но собственная ошибка и стечение обстоятельств оборвали его, казалось бы, вечное существование.
А всё Карлайл…
Карлайл и Наут жили в Вольтерре в одно время. Вернее сказать, последние годы жизни Наута совпали с годами пребывания в Вольтерре Каллена. Аро тогда всё пытался склонить Карлайла к кровопитию. Методы были изощренные, и, казалось, в один момент благородство удивительного вампира дрогнуло. Однако с совершенно невероятной быстротой Каллен подавил в себе мутившую рассудок жажду крови. У Наута и Элеазара, обсуждавших аномалию Карлайла – это выражение прижилось потом в стенах замка – появились на сей счёт любопытные мысли. С ними-то они и пришли к владыке. Аро, конечно, уже считывал их рассуждения по этому поводу, однако согласился выслушать обобщённые доводы. К догадкам своих слуг он отнёсся поначалу скептически, но ему лучше других было известно, что нельзя недооценивать чьи-либо умственные способности. Разум и мышление каждого живого существа могли приятно удивить необычными и верными озарениями.
- Господин, ты приказал мне повлиять на Каллена, усилить его жажду крови, - сказал тогда Наут. – Я подчинился тебе, но случайно повлиял на другой его талант.
- Талант? – переспросил Аро. А потом догадался.
Наут считал особенности натуры талантами и дарами под стать магическим. Например, он не видел особой разницы между сочинением музыки и усилением магических способностей. Возможно, потому что сам владел обоими талантами – композиторским и даром усиливать чужие способности. Или же потому, что умел влиять и на волшебные умения, и на личностные качества.
Наут подтвердил догадку Аро. Да, под талантом он имел в виду исключительный гуманизм Каллена.
- Я думаю, что Вдохновитель усилил именно это качество, Аро, - добавил Элеазар.
Надо признать, в их словах был определённый смысл. Пытаясь склонить Карлайла к вампирскому образу жизни, Аро до последнего не прибегал к услугам Наута. Ему хотелось самому сломить волю ненормального вампира. Лишь когда показалось, что Карлайл уже почти готов переступить через свой гуманизм, старейшина начал терять интерес. Его эксперимент удался, осталось лишь завершить его. Это был вопрос времени. Поэтому Аро совсем не возражал, когда Кайус дал команду Науту дожать в конце-то концов этого глупца Карлайла. Но после наутовских попыток обратить сына инквизитора «в истинную веру», Карлайл вдруг воспрянул духом и решил про себя, что ни за какие коврижки не испробует человеческую кровь. «Коврижки после крови тебе и не понадобятся», сказал ему тогда удивлённый и раздосадованный владыка. Чувства юмора Аро было не занимать, хотя, возможно, и его усиливал Вдохновитель. Наут плохо умел направлять свой дар, им он освещал всё и вся вокруг. Если таланты многих других вампиров напоминали яркую свечу, дарящую свет лишь тому, кто рядом, то Наут был солнцем, освещающим без разбора всю подотчётную ему территорию.
- Но ты же можешь повлиять на его кровожадность, если захочешь, - Аро не сказал «если захочу я», но это было понятно. Чего хотят владыки, того хотят и слуги, это не обсуждается.
Действительно, как следует сосредоточившись, фламандец мог усилить конкретный дар конкретного вампира. Элеазар, кстати, полагал, что перед этим Вдохновитель усиливает собственный дар, чтобы тот обрёл направленность. Аро не мог подтвердить это или опровергнуть. Талант применялся по наитию, ничего в мыслях Наута не указывало, так это или не так. Можно сказать, что дар Наута, включаясь по его желанию, делал это по неким собственным законам, недоступным своему владельцу.
Однако Элеазар тоже знал своё дело. Вскоре после этого разговора стало понятно, что он был прав: вампир-вдохновитель действительно влиял и на самого себя. Это выяснилось при не слишком приятных обстоятельствах.
В тот день стараниями хитрого старейшины Карлайл и Наут отправились на прогулку по окрестностям Вольтерры. Когда сгустился сумрак, эти двое вышли за пределы замка. Карлайл разглагольствовал о том, что говорить «ночь накрыла город» неверно, ибо накрывает всё свет дня, а темнота – лишь следствие отсутствия света. Наут провёл разговорившегося Карлайла к месту недавнего боя между вечно недовольными друг другом смертными. Но запах почти свежей крови не соблазнил Каллена. Наут совсем поник. Позже Аро прочёл в его памяти такие мысли: «Неужели благосклонность Карлайла к окружающему миру превосходит жажду крови? Но ведь это суть любого вампира! Однако его доброта возникла ещё при людской жизни, она древнее, чем вампирский инстинкт и глубоко пустила корни. Но агрессия и хищничество присущи всем людям. Только я не могу пробудить в нём эти свойства».
Недовольный таким порядком вещей (хотя какой тут уж порядок, раз речь идёт о вампире-звероеде?), фламандец оставил Каллена, солгав ему, что идёт охотиться. На самом деле, он пошёл прогуляться и поразмыслить в одиночестве, а вовсе не убивать – ну это он так думал. Наут свернул к Вольтерре, с мизерным успехом пытаясь представить себе кровожадного Каллена. И одновременно старался усилить свой дар, хотя понятия не имел, как это сделать намеренно. Но у него получилось. Усилить свой дар. И пробудить кровожадность…
Уже показалось солнце, кода скрываясь в тени переулков Наут к ужасу своему понял, что не в силах сопротивляться внезапно нахлынувшей жажде. «Я же пил совсем недавно… Какого Маскена* я творю?! Я усилил инстинкты в самом себе!» - промелькнуло в его голове, когда он сам мелькнул по направлению к ближайшему человеку. Раздались вопли – не от мгновенно загрызенной жертвы, от свидетелей. Жители соседних домов выглядывали из окон - как же их было много! Наут кинулся подальше от любопытных глаз. Увы! Этот день оказался поистине злосчастным для него. Сначала его подвёл вампирский дар, теперь же подвели вампирские ум и сноровка. Он и сам не сообразил, как оказался на освещаемой рассветными лучами площади. Жажда ослепила, как ослепляла смертных его алмазная кожа. Сбитый с толку влекущим ароматом крови и единодушным аханьем прохожих, он стоял посреди толпы и сиял, сиял, сиял…
Толки, пошедшие после этого, невозможно было остановить даже при помощи придворного гипнотизёра Ксейвра. Умелец Ксейвр стирал ненужные воспоминания, но вопреки его стараниям слухи невероятным образом полнили Тосканскую землю. Пришлось махнуть на это рукой. В конце концов, местные ремесленники неплохо подзаработали в тот год, мастеря и продавая медальоны от нечистой силы – спрос на них резко возрос. Хотя до городских затейников вампирам из королевского клана дела не было.
А вот до приехавших к ним в гости представителей Баскского клана дело было. Никто не сомневался, что баски приехали в Вольтерру посмотреть на ставшего местным чудом Карлайла – он всё продолжал играть свою роковую роль в судьбе Наута. Шумиха, разумеется, достигла баскских ушей и в гостях начало расти недовольство. Как же так? Законы не соблюдаются! Всем известно, что охотившимся в стенах Вольтерры полагается смертная казнь. Ситуация усугублялась и тем, что когда-то за тот же проступок был казнён один из басков. Наут же засветился во всех смыслах слова перед людьми, однако вершить его участь снискавшие славы справедливых, но суровых судей владыки не спешили. Авторитет законников Вольтури пошатнулся.
Не объяснять же было баскам все нелепые, надо сказать, подробности преступления. Никому из Вольтури и в голову не пришло бы оправдываться.
Перед старейшинами встала дилемма. Конечно, несколько спонтанный дар Науда приносил не только пользу. За последнее столетие его пребывание в клане Джейн стала испытывать трудности в управлении чужой болью: теперь малейшее раздражение активизировало её дар и только благодаря стараниям Челси, Корин и Ксейвра удавалось восстановить душевное равновесие членов клана, попавшихся девочке под горячую руку. Даже сам Аро подвергся «нападению» своей любимицы. Хотя сам он отнёсся к этому как к некоему эксперименту, о чём не раз упоминал впоследствии, опуская тот факт, что эксперимент-то был незапланированным**. К чести владыки надо было сказать, что он не оказался злопамятным по отношению к незадачливому приспешнику. Вампиры не склонны ко всепрощению, но сам Аро зато был склонен к философскому взгляду на жизнь. Кроме того, самым главным для него всегда было его дело, его клан, его власть. Пока ничего не угрожало этому аспекту его существования, он был спокоен. Не так уж важна и страшна боль. Аро был из тех, кого трудно было сломить с помощью увечий и страданий. Его ощущение собственной правоты, утвердившееся в душе, позволило ему вынести все физические невзгоды, что некогда обрушила на него жизнь. Его братья и соправители были такими же. Аро подозревал, что когда-то они сплотились, почувствовав друг в друге эту родственную силу духа. Неужели все выскочки, презиравшие Вольтури, считают, что слабаки и неженки способны добиться такого положения, какого добились они втроём? Только вот Маркус сдал…
Однако дар Наута сыграл ещё не раз с ним злую шутку – даже до той истории с Карлайлом были прецеденты. Когда уничтожался клан Хильды, к которому принадлежала Хайди, Наут нечаянно помог бежать одной девчонке по имени Виктория. Просто он оказался не в то время не в том месте. А вот Виктория оказалась как раз-таки в том, то есть рядом с ним. Свойственное ей чутьё на опасности усилилось, и она смогла ускользнуть даже от знающих толк в преследованиях ищейки Деметрия и невидимки Афтона. Но даже в этом случае, когда нарушился негласный устав клана, в соответствии с которым клан, у которого отбирался полезный вампир, полностью уничтожался, главы Вольтури простили фламандца. В конце концов, когда вампир наделён могущественным даром, возможны побочные эффекты. Никакая сила не даётся просто так. Аро, которого во время людской жизни истязали головные боли, знал это не понаслышке.
Итак, преступившего закон Наута могли бы отпустить и в этот раз, ограничившись его попеременным соседством с Алеком и Джейн в течение какого-либо срока (Кайус недаром возмущался, что после прихода близнецов в клан пытки утратили былое разнообразие). Однако всё испортили приехавшие так не вовремя испанцы. Пылкие и неугомонные, они бы могли взбаламутить всю вампирскую Европу и настроить против блюстителей порядка других вампиров. Можно было бы отпустить басков с миром, а потом нагнать и подкрасться на рассвете: даром, что в утреннем тумане дымчатые чары Алека* распознаются куда сложнее, а Афтон превращается в совсем уж расплывчатую тень. Но Элеазар вряд ли бы оценил расправу над соотечественниками, такими же испанцами, как и он сам. Чуткий Угадыватель был на редкость патриотичен.
Важно и то, что Кайус на этот раз оказался настроен решительно. Маркус поддержал его, но это было неудивительно, ибо Наут, судя по всему, умножал его печаль.
Наут прекрасно понимал все аргументы против. Но понимал лишь разумом, то есть не по-настоящему. Есть такие вещи, понять которые можно, лишь смирившись. Но смириться способны немногие. Хотя Науту это всё же удалось. Когда уже была объявлена его участь, он попросил принести ему в темницу бумагу и перья. Разрешивший сделать это Аро, вплоть до самой казни не знал, для чего Вдохновителю могли понадобиться писчие принадлежности.
Карлайл смутно догадывался о собственной роли в участи фламандца. А тут ещё и Кайус распорядился, чтобы англичанин присутствовал на казни.
- Он должен понимать, что таким образом мы оберегаем и собственный род, и человеческий. Он должен убедиться в этом воочию. И чем он опечален? Мы собираемся наказать своего собрата за убийство одного из его драгоценных смертных! – сказал тогда Кайус Аро.
С казнью тянуть не стали. Вовсе незачем было Науту томиться лишний день в подземелье замка, ожидая неотвратимую смерть. Поэтому казнь совпала с пиром, который устроили Вольтури для басков и других гостей, подтянувшихся в Вольтерру к празднеству. В разгар веселья владыки, помахав собравшимся из своей ложи, удалились в тронный зал, который использовался и как судебный. Приглашать гостей на казнь не стали: не стоило делать из смерти соратника представление. Каллен являлся исключением, он воспринимал казнь отнюдь не как представление.
Как ни жаль было Аро терять ценного соратника, он всё же с удовольствием предвкушал умерщвление, которое собирался произвести собственноручно. Казнить собственными руками было одной из обязанностей старейшин клана, но они, мягко говоря, не тяготились ею. А в этот раз личное участие Аро воспринимал ещё и как моральную компенсацию. Он вынужден расстаться навсегда с носителем одного из прекрасных магических талантов, должен же он получить хоть какую-то выгоду.
Пройдя мимо огорчённого Каллена – а ведь они с Наутом даже друзьями не были! – старейшины облачились в судейские мантии. Деметрий и Феликс, даже не сменившие нарядные одежды на что-то более мрачное, повели осуждённого к Аро. Он охватил ладонями голову Наута. А, так вот что тот писал накануне своей казни – музыку. Даже на краю гибели он не забыл своего горячего увлечения.
«Аро, я вложил всего себя в эту музыку».
Наут, как когда-то Дидима, решил, что сможет оставить после себя свой дар. Ему вздумалось, что его последняя мелодия будет вдохновлять оставшихся жить вампиров. А ведь он даже контролировать свой дар до конца не умел, а тут ишь что выдумал. Во что только не поверит тот, кто почувствовал приближение смертного часа...
Впрочем, последняя мысль казнимого была о том, что Кайусу убивать явно сподручнее. Аро немного провозился с отрыванием головы от туловища, что сделало процесс для Наута не безболезненным. Это не было сделано специально, хоть Аро и наслаждался происходившим. Что ж, его брат действительно убивает быстрее, если, конечно, желает этого. Тоже талант в своём роде – так считал и Наут. Здесь он был – уже БЫЛ – прав.
Держа голову музыканта в руках, Аро повернулся к братьям. Кайус просто сиял и вовсе не от солнца. Даже лицо Маркуса выражало удовлетворение. Да, они лишились одарённого члена клана. Но Вольтури идут по жизни, не оборачиваясь. Отныне Наут стал прочитанной страницей.
Также Аро заметил, что Карлайл стоит, отведя глаза от обезглавленного тела («Раньше был безголовым, теперь обезглавленным», пошутил позже Кайус, которого всегда раздражала некоторая нерадивость Наута). Забавная идея пришла в голову Кайусу – настоять на присутствии набожного вампира на этой церемонии. Забавная идея, хотя сам Кайус был более чем серьёзен, когда говорил о присутствии на церемонии Каллена. Но кто бы мог подумать, что участвовавший в инквизиционных облавах англичанин окажется таким малахольным. Он продолжал приводить Аро в лёгкое недоумение. Справедливостью вольтурианских законов гуманист не проникся. Спустя совсем недолгий срок он покинул замок, уйдя в закат – не на рассвете же ему было шагать по людному городу.
Впрочем, Наут тоже ведь оказался странноватым. Эта вспыхнувшая в нём вера в то, что его последний вальс впитает каким-то чудесным образом часть магической силы… Это можно было бы связать с желанием хоть как-то продлить своё существование. Но странным было и само его желание поделиться своим даром с обрекшими его на смерть соклановцами. Аро невольно сравнил Наута с собой и своими братьями. Они предпочитали оставлять после себя лишь пепел и тлен. Наут же решил поделиться своей магией с теми, кто фактически стали его врагами. Да не стоило даже сравнивать этого чудака с собой, братьями и нормальными вампирами.
Два чудака ушли, каждый по-своему, но оба навсегда, ушли, оставив после себя немного. Карлайл ушёл, оставив о себе лишь похожую на искажённое предание память, сказку, которую вспоминают лишь временами, от скуки. Фламандец ушёл, оставив после себя лишь свои мелодии. Да, только музыку. Ведь даже успехи, которые клан совершал с его помощью, принадлежали не ему – он просто усиливал чужую магию, называя это «дарить вдохновение». Он же был музыкантом. Вдохновение для него было не пустым звуком.
Но музыка фламандца была и впрямь хороша. Не так хороша, как его магический талант, конечно. Вольтури нарекли последний творение собрата «Вальсом Вольтури» и сделали его своим официальным гимном. При этом они не преминули повернуть ситуацию в свою пользу, объяснив знавшим Наута вампирам, что таким образом отдают дань памяти почившему соклановику. Мол, он совершил ужасную ошибку, мы, для кого справедливость превыше всего, не могли поступить иначе, но мы помним его и отдаём должное его деяниям… Аро, Кайуса и Маркуса когда-то объединила не только грандиозная сила, но и не менее грандиозное умение извлекать из любой ситуации хотя бы малейшую выгоду. А престиж Вольтури, вновь и вновь создававшийся из сотни мелочей, мелочью отнюдь не являлся.
Но через несколько столетий Вольтури решили, что их гимн может быть и поагрессивнее, поэнергичнее. Между прочим, случилось это незадолго до того, как Элеазар ушёл из клана. Челси оказалась не в состоянии погасить его зарождающуюся любовь к молодой вампирше по имени Кармен, не пожелавшей вступить в свиту Вольтури. И не было того, кто смог бы усилить её дар.
А потом был поход на Олимпийцев, это ужасное фиаско, которое потерпели самые одарённые из свиты. Челси не могла разъединить родственные узы, связывающие Калленов в единое целое, не переборола привязанность к ним армии свидетелей. Алек и Джейн не смогли преодолеть барьер, который создала новоиспечённая миссис Эдвард Каллен. Можно сколь угодно говорить об отличной подготовке к встрече со стороны вегетарианцев. Но порой создавалось впечатление, что со сменой гимна Вольтури потеряли частичку своей силы. Это ощущение складывалось из тех обрывков мыслей, впечатлений и ощущений, которые были доступны Великому Чтецу Аро.
Может быть, Наут был прав, так же, как и Дидима?
~~~
Аро вновь уносится мыслями ко дню гибели сестры.
- Отдай это Маркусу, молю! – а в голове её откуда ни возьмись уверенность, что в любимую заколку перейдёт часть её дара, что Маркус сможет утешиться, когда возьмёт её в руку.
Аро никогда не мог с уверенностью сказать, что в чувствах Маркуса к Дидиме было сильнее – настоящая любовь или опьянение её даром, даром внушать чувство счастья. Дидима любила Маркуса, это правда. Он же был помешан на ней. Рядом с ней он чувствовал себя счастливей. Но счастливыми ощущали себя рядом с ней все. А Дидима даже не задавалась особо вопросом, чем же вызвана любовь Маркуса. Любимый находился рядом с ней, он был счастлив. Этого ей было достаточно. Даже когда она поняла, что обречена, она просила Аро, превратившегося из брата в палача, чтоб он принёс частицу её дара Маркусу. Аро бы ни за что не захотел, чтобы в случае его смерти собственная супруга быстро утешилась. В этом Дидима была так не похожа на него. Она как Наут, пожелавший оставить после себя свою магию. Только у такого существа, как она, и мог бы возникнуть дар нести другим счастье.
Заколку-камелию Аро Маркусу не отдал. Вполне можно было бы протянуть её безутешному вдовцу со словами «Смотри, что я нашёл. Это очень удачный её портрет». Но Аро оставил украшение у себя. Просто так. Со временем у него появилась привычка, идущая той напускной сентиментальности, которую он так любил. Оставаясь наедине с собой, он доставал заколку и неспешно крутил её в руках. От неё уже почти не пахло страхом. Аро казалось, что он на самом деле становится счастливее. Остальные вещи сестры, попадающиеся на глаза, будили в нём порой неприятное, тяжёлое чувство. Первые десятилетия после её убийства он старался как можно реже заходить в покои её мужа, ибо там напоминания о ней встречались на каждом шагу.
Если же эта вещица действительно впитала в себя её магию, то он заслуживает того, чтобы оставить её у себя. Он заслуживает утешения, ведь из-за неё ему пришлось вынести столько горя. Из-за её решения покинуть клан и увести Маркуса ему пришлось убить её, пришлось от этого страдать… Однако… Маркус тоже не заслужил вечных мучений. Аро не хотел причинять ему напрасных страданий.
Надо будет лишь отмыть получше заколку, чтобы окончательно избавиться от аромата, излучаемого всеми существами перед неминуемой гибелью.
Выходит, что его сестра ещё немножечко жива. Ведь магия эта – часть её. А если это не более чем суеверие и никакой ауры счастья на заколке не осталось? Что, если его облегчение всего лишь самовнушение? Тогда его Дидиме повезло ещё меньше, чем невезучему Науту. От неё не осталось ничего. А музыкант, умирая, продолжает жить в своих мелодиях.
~~~
*Маскен - по моей и только моей версии, это вампир, обративший Аро, Кайуса и Маркуса. Упоминается практически во всех моих фанфиках о Вольтури - это что-то вроде традиции. Очевидно, его имя может использоваться в ругательствах, как, например, имя Мерлина в книгах о Гарри Поттере.
**Своеобразный отсыл к фанфику «Эксперимент» авторства Nirellie. Хотя Nirellie даёт другое толкование этому событию (нападению Джейн на самого Аро).